Детство Любовь Леся и Крым Музей в Ялте На главную |
Крым сыграл в жизни Леси Украинки большую и магическую роль, подарил надежду на исцеление и пылкую любовь. Летом в Ялте Леся Украинка познакомилась с Сергеем Константиновичем Мержинским. Впервые о Мержинском упоминается в письме к матери 21 июля 1897 г. "Мой новый знакомый пан Мержинский (направленний ко мне Тучапским)". С этого же письма узнаем, что Мержинский живет в Ялте, в части города, где много пыли и не видно моря. Из письма становится понятным, что знакомство было вызвано связями Леси Украинки с крымской социал-демократической организацией. Фигура Мержинского надлежащим образом не изучена, и приходится оперировать лишь воспоминаниями современников. Между ним и Лесей Украинкой завязалась искренняя и близкая дружба, которая переросла в любовь. І ніщо так не вражає тепер мого серця, як сії пахощі, тонко, легко, але невідмінно, невідборонно нагадують вони мені про те, що моє серце віщує і чому я вірити не хочу,не можу.Мержинский -мечтатель- "он мало знал жизнь, и тем тяжелее для него были ее грубые толчки. Будучи наиболее трогательным и нежным товарищем, он к себе вызвал горячее дружеское отношение, но однако всегда чувствовал себя одиноким, и его любимое выражение было очень пессимистическое: "Soіs malheureux et tu seras seul" (Будь несчастливый и ты будешь одиноким)." "Только последние годы короткой жизни Сергея Константиновича были озарены светом прекрасной дружбы и нежной заботы друга-поэта..."- Леси Украинки. Мій друже, любий мій друже, створений для мене, як можна, щоб я жила сама, тепер, коли я знаю інше життя? Мержинского постигло большое горе. Давняя болезнь легких неожиданно активизировалась с небывалой силой. Он жил у своих родственников в Минске. Еще весной, когда Леся была в Минске, вызвали врача, который ничего отрадного не сказал. Пожурились оба, погрустили, возлагая надежды на щедрое лето и целебное южное море. С приближением зимы Мержинскому становилось хуже... Родители не одобряли чувств дочери, считая что она расточает себя чужимы бедами, когда самая едва стала на ноги после стольких недугов. Они н укоряли вслух,но не препятствовали делать ей, как она хочет. Однако молча осуждали все это. И от этого становилось еще тяжелее. Невыразимая тоска звучит в это время в ее произведениях: Все, все покинуть, до тебе полинуть, Мій ти єдиний, мій зламаний квіте! Все, все покинуть, з тобою загинуть, То було б щастя, мій згубленйй світе! В начале января 1901 года Леся снова поехала в Минск- четвертый раз на протяжении года. Но на этот раз поехала не проведывать, а присматривать за больным. Слабое тело Мержинского имело сильный дух и пылко любящее сердце. Как писала сама Леся в письме к матери : "Относится он ко мне так, будто я из тонкого стекла..." В критический момент даже старшие Косачи, отец и мать, тоже стали на сторону Леси: писали ей в Минск, советовали, как присматривать за больным, обращались к киевским врачам за консультацией для Мержинського. Силы Мержинського с каждым днем угасали. Почти два с половиной месяца Леся отважно боролась за жизнь своего возлюбленного. И избавления не было- он умер у нее на руках. Візьми, візьми мене з собою, ми підемо тихо посеред цілого лісу мрій і згубимось обоє помалу,вдалині. А на тім місці, де ми були в житті, нехай троянди в`януть, в`януть і пахнуть, як твої любі листи, мій друже… Леся не любила показывать перед людьми свое личное горе. Не несла своих жалоб ни друзьям, ни родным, старалась спрятать их в себе. Только белые листочки бумаги слышали печальный и измученный шепот ее жаждущих уст. Уста говорять: "Він навік загинув!" А серце каже: "Ні, він не покинув!" Ти чуєш, як бринить струна якась тремтяча? Тремтить-бринить, немов сльоза гаряча, Тут в глибині і б`ється враз зі мною: "Я тут, я завжди тут, я все з тобою!" Долго не заживала глубокая рана на пылком сердце Леси Украинки, и не раз тоскливые мотивы врывались в ее поэзию чрезмерное напряжение, нервное и физическое, чрезвычайное переутомление дали свои тяжелые следствия- она снова заболела. Тридцатилетняя война продолжилась с новой силой. Коварная болезнь угрожала жизни как никогда. Надо снова лечиться. Снова госпитальный режим и бездеятельность. Крізь темряву у простір я простягаю руки до тебе: візьми, візьми мене з собою, се буде мій рятунок. О, рятуй мене, любий! І нехай в`януть білі й рожеві, червоні й блакитні троянди. В тридцать шесть лет, она снова полюбила. Человека, который на ее чувство ответил не менее искренней и глубокой благосклонностью - Климента Квитку, ученого музыковеда-фолклориста, собирателя народных пересказов и песен. Мать Леси снова была против всяких отношений дочери "с каким-то нищим", как она презрительно называла Климента - человека мягкого по характеру, замкнутого, стеснительного, пережившего в детстве глубокую личную драму -он рос в приемной семье. Но Квитка так страстно привязался к тоненькой, больной женщине с большими печальными глазами, которая понимала его с полуслова, что наотрез отказался ее оставить! И, несмотря на весь гнев и пасмурные прогнозы будущего молодых, Ольга Петровна была вынуждена согласиться на брак дочери. Она, однако, продолжала отравлять ее жизнь письмами, в которых старалась всячески опорочить Климента, называя его "бесчестным человеком, который вступает в брак с деньгами Косачей - Драгоманових". Здесь ее уже тяжело было оправдать и понять. Материнская ревность, как и любовь, - глубокий водоворот! Молодые решили отказаться от помощи родителей. Все деньги, необходимые на лечение тяжелобольной жены Климент зарабатывал сам. Продавали все, что можно было продать: вещи, нехитрое сокровище, кухонную утварь. Дорожили только библиотекой. |